«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

с Галичем и выяснять возможность размещения в нем каких-либо учреждений. Уже под вечер только удалось нам выехать в Станиславов. Первое время дорога шла открытым полем, где снега было мало, но за Иезуполем шоссе идет только в закрытых местах и автомобили попали в сугробы, в которых мы изрядно намучились, потеряв одно время надежду выбраться за день до Станиславова. Однако как-то понемногу стало полегче, и часов около 9 вечера мы попали в чудную гостиницу „Унион“, правда, недостаточно протопленную, но со сносным рестораном и даже с вином. Нас это очень поразило после воздержания Варшавского района. Как нам говорили, вино продавалось здесь все время, и никаких эксцессов раньше не было; вскоре, однако, положение изменилось: начали прибывать полки 18-го корпуса, состав которых уже полгода почти не видал спиртных напитков, на которые они теперь и набросились. Начались пьяные скандалы, и уже через несколько дней командир 18-го корпуса, принявший как старший, командование в районе, совершенно запретил всякую торговлю спиртными напитками»[386].

В апреле 1915 г. начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Н.Н. Якушкевич опубликовал осведомление насчет обращений к Верховному главнокомандующему и к нему – начальнику штаба – частных лиц и различных учреждений с разными, не имеющими отношения к театру войны, ходатайствами, а в том числе по поводу запрещения продажи алкогольных напитков, в том смысле, что «все подобные вопросы, как не входящие в круг законом предоставленной Верховному главнокомандующему и его штабу власти, не могут быть им удовлетворены, а зависят от подлежащих главных начальников ведомств»[387].

В «Записках солдата» Д.П. Оськин отметил «Одеколон № 3», выпущенный в продажу аптекарской фирмой «Феррейн» после запрета водки. По сути, это был разведенный примерно до 50 градусов спирт, сдобренный лимонной эссенцией. По свидетельству мемуариста, «Номер третий» на вкус напоминал водку, настоянную на лимонных корках. Торговали этим одеколоном в аптеках в расфасовке по 200 и 400 граммов, по полтора рубля за маленький флакон. Во второй части мемуаров, в «Записках прапорщика», Д.П. Оськин упоминал, что на фронте среди офицеров в отсутствие коньяка или вина в ход прекрасно шел одеколон: «Офицеры все дни проводят в кутежах, игре в карты. Снаряжают своих денщиков далеко в тыл за самогонкой, а то скупают в аптеках тройной одеколон, который сходит за водку»[388].

В «Записках прапорщика» Д.П. Оськин приводит спор с другим офицером, который касался в том числе и одеколона: «"У нас нет умных людей. Одни дураки. И нет честных офицеров. Одни трусы!“. „Трусы? – возмутился Вишневский. – Я считаю это оскорблением всему офицерскому корпусу!“. „Считайте как вам угодно“. „Вы, прапорщик…“. „Поручик, господин капитан“. „Вы, поручик, – иронически сказал Вишневский, – потрудитесь взять свои слова обратно или же дать мне удовлетворение“. „Удовлетворение! – рассмеялся я. – Вы понимаете, о чем вы говорите? Мне достаточно вызвать своего денщика и двух обозных солдат, чтобы они вас излупили как Сидорову козу“. „Я требую удовлетворения!“. „Хорошо. Ларкин, у меня есть в чемодане флакон одеколона, принесите капитану Вишневскому“. „Вы шутите!“ – стукнул Вишневский кулаком по столу. „Нет, не шучу. Я полагаю, что удовлетворение должно именно в этом и заключаться, чтобы дать вам выпить флакон одеколону. Через полчаса вы будете с пьяными слезами говорить то, что вы, как честный человек, думаете“. „Плебей, мужик, не понимающий офицерской чести и долга!“. „Но зато я прекрасно понимаю настроение и желание неплебейских офицеров и думаю, что флакон одеколона – предел мечтаний неплебейского офицера в тот момент, когда негде достать более крепких напитков“. „Я с вами не знаком и руки вам больше подавать не стану!“. „Не буду этим огорчен“. „А ну, черт с вами! С плебеями у меня плебейские отношения. Одеколон же ваш – выпью“. „Я в этом ни минуты не сомневался“»[389].

Правда, иногда одеколон удавалось заменить спиртом: «Наш спор и ругань были прерваны появлением незнакомого офицера в форме автомобильных войск. „Прошу извинения, – заявил вошедший, красивый, высокого роста мужчина лет тридцати пяти, одетый в изящные ботинки, поверх которых блестели лаковые гетры. На его погонах красовались три звездочки. „Позвольте представиться: поручик третьего автомобильного дивизиона Марценович“. Мы привстали. „Разрешите передохнуть у вас?“ „Пожалуйста, пожалуйста, – рассыпался в любезностях Вишневский. „А где ваш одеколон?“ – сердито обратился он ко мне. „Сейчас денщик подаст“. „Вы одеколон пьете, господа? У меня с собой две фляжки спирта“. „Тогда вы совсем желанный гость. Садитесь, будьте хозяином“. „Я, господа, уже двое суток не спал. Если позволите, выпью с вами чая, может, немного спирта и сосну“. „Располагайтесь, как у себя дома“. Ларкин притащил флакон одеколона и три стакана. „Убери, Ларкин, одеколон, капитан Вишневский пьет только спирт“, – смеясь, сказал я, но Вишневский промолчал. „Неужели, господа, вы действительно одеколон пьете? – обратился ко мне автомобилист. „Сам не пью. Угощаю капитана за отсутствием более приличных для него напитков“. „Плюньте, у меня достаточно спирта!“. Вишневский уже разлил по стаканам из фляжки гостя, выпил и довольно крякнул»[390].

Алкоголь превратился во что-то наподобие «валюты», без которой не решалось ни одно дело. Прапорщик Д.П. Оськин описал одну историю: военным потребовался вагон и они обратились к начальнику станции: «"Голубчики, все разбито, требует ремонта. Мастерские не работают, к тому же сейчас рождественские праздники“. „А если мы сами организуем ремонт вагона, то вы нам позволите воспользоваться?“. „Пожалуйста“. „Может быть, вы дадите нам записочку, к кому можно обратиться с вашим разрешением“. „Сделайте одолжение“. Начальник станции набросал записку к какому-то мастеру. Узнав, где его найти, мы отправились по путям в небольшие мастерские. Мастерские пусты. Старшего слесаря нам удалось разыскать в небольшой будочке шагах в двухстах от мастерских. Он сидел в компании двух рабочих, они выпивали. Услышав нашу просьбу о ремонте вагона, мастер воодушевился: „Сколько платите?“. „А сколько хотите?“. „Три бутылки коньяка, и через три часа вагон будет готов“. „Отлично. А где можно найти коньяк?“. „Это, голубчики, вы уж сами ищите. Если бы я знал, то и без вас бы выпил“. „Делайте, мы принесем“. „Как принесете, так и делать начну“. Пошли обратно в город. „Знаешь что, – сказал я Святенко, – по-моему, коньяк можно достать у Вулкамича. У него в гостинице наверняка запасы имеются“. Приходим к Вулкамичу: „Для того чтобы вагон был прицеплен, его надо смазать, а смазка требует не менее пяти бутылок коньяка. Не можете ли вы нам одолжить?“. „Дешево вам обходится выезд. А не думаете, что кроме кишиневской станции вам придется смазывать и на других?“. „Возможно“, – согласились мы. „Вы были приличными постояльцами и становитесь еще более приличными,